Языковая картина мира в прозе Владимира Казакова
The linguistic picture of the world in the prose of Vladimir Kazakov
Метаподаци
Приказ свих података о дисертацијиСажетак
Настоящая работа посвящена исследованию прозаических текстов Владимира
Казакова, написанных в период с 1965 по 1988 гг. в лучших традициях авангарда. Предельно
гибридная проза данного автора рассматривается сквозь призму трех главных категорий
человеческого познания – времени, пространства, языка – которые он в своем творчестве
стремится преодолеть.
Уникальный словесный мир Казакова, парящий «на грани», или говоря терминами
постмодернистской поэтики – казаковский хаосмос, воспринимается как продукт автодиалога,
ведущегося автором в целях самопознания, то есть повторного воссоединения с миром. Чувство
абсурда, вызванное невозможностью узнать себя, понять собственное существование, находит
отражение в ряде тем, а также мотивов, строящих зыбкую, неуловимую, сугубо имманентную
реальность. Среди ключевых обнаруживаются темы отчуждения, одиночества, отчаяния,
отражения, исчезновения, вечности, призрачности, памяти, смерти, страха, а также мотивы окна,
зеркала, часов, реки, моста,... мгновений, фонарей, дали, света и т.д. Немаловажными предстают и
различные литературные приемы: диалогизация, антропоморфизация, театрализация,
карнавализация, драматизация, автобиографизм, документализм, лексический повтор и др.
Работа в итоге выявляет, что процесс самопознания воспринимается Казаковым, как
попытка возврата в лоно мира через освобождение от уз рационального мировосприятия. Данный
опыт освобождения подразумевает выход за пределы сознания по ту сторону, в широкое
неизведанное пространство хаоса, скрывающее потенциал к сотворению новых миров.
Единственным средством такого прорыва, как бунта против абсурдного человеческого
существования, Казакову видится язык, поскольку лишь в языке человек-мир находит себе место.
Именно поэтому, для понимания поэтики данного автора стержневым является рассматривание
многоуровневого языкового эксперимента, ломающего и отрицающего привычные
представления, но заодно создающего новую, языковую картину мира условностей, и тем самым
преподносящего спасение.
Овај рад је посвећен проучавању прозних текстова Владимира Казакова аписаних од
1965. до 1988. године у најбољим традицијама авангарде. Крајње хибридна проза овог аутора
посматра се кроз призму трију основних категорија људске спознаје – времена, простора и језика
– које аутор својим стваралаштвом тежи да превазиђе.
Јединствени словесни свет Казакова, што лебди „на граници“, или, говорећи речником
постмодернистичке поетике – казаковски хаосмос, поима се као продукт аутодијалога, који аутор
води у циљу самоспознаје, односно поновног сједињавања са светом. Осећање апсурда, изазвано
немогућношћу препознавања себе самога, разумевања сопственог постојања, налази одјек у низу
тема и мотива, који граде непостојану, неухватљиву, крајње иманентну реалност. Међу кључним
су тема отуђености, усамљености, очаја, одраза, ишчезавања, вечности, привидности, сећања,
смрти, страха, као и мотиви прозора, огледала, сати/сатова, реке, моста, тренутка, фењера,
даљине, светлости итд. Од нарочитог ...значаја су и различити књижевни поступци: дијалогизација,
антропоморфизација, театрализација, карневализација, драматизација, аутобиографизам,
документализам, лексичка понављања и др.
Рад у коначници показује да Казаков процес самоспознаје разумева као покушај повратка
у наручје света кроз ослобађање од спрега рационалног поимања. Ово искуство ослобађања
подразумева излазак с ону страну свести, изван њених граница, у широки неистражени простор
хаоса, који скрива потенцијал за стварање нових светова. Такав продор, схваћен као бунт против
апсурда људског постојања, према Казакову може бити начињен једино језиком, будући да само
у језику човек-свет налази своје место. Управо је због тога за разумевање ауторове поетике
кључно разматрање вишестраног језичког експеримента, који слама и одбацује устаљене
представе, али уједно ствара нову, језичку слику света условности, и самим тим нуди спасење.